Корвус Коракс  - Лев Гурский

– Все в порядке, – успокоил меня Кеша. – Штаб отсюда метрах в двадцати, успеем…

По литографиям и карикатурам я более-менее представлял себе, как выглядит Андрей Наждачный и, торопливо войдя в палатку, понял, что он еще не появился. Обстановка в штабе, как и во всем лагере, была спартанской: под потолком висела лампа в простом абажуре, под лампой – круглый деревянный стол без скатерти и десяток табуреток. Народа в этот час собралось немного. Мы поздоровались, присутствующие вразнобой ответили, и поскольку привел нас Кеша, никто не стал любопытствовать, кто мы и зачем здесь. Пришли – значит, надо. Мы сели на свободные табуретки, и тезка начал шепотом объяснять, кто тут кто.

Из всех штабных мы с Фишером знали только Доскина, прочих видели впервые. Выяснилось, что рыжая девушка в форме сестры милосердия – Кася Явор, пресс-секретарь Наждачного, а щекастый мужчина в старинной шахтерской робе и каске – адвокат Алексей Жадов. Двоих Кеша уже упоминал во время своей экскурсии: бородатого дядьку в одеянии мушкетера и кроссовках – замначальника штаба и кандидата физматнаук Марка Валькова, – и носатого брюнета в римской тоге, шефа местного воздушного флота Митю Верховцева. Несколько особняком держался пожилой джентльмен в двубортном ретрокостюме, галстуке-бабочке и пенсне. С бесстрастным видом он листал какой-то журнал. Тезка шепнул, что это консультант команды Наждака по всем наукам, а еще главный спец по отлову особой категории ворюг: диссертационных. Едва Кеша назвал его имя, Витольд Раткевич, я тотчас же вспомнил легендарного диссероборца Витольда, о котором нам в ФИАП рассказывал всезнающий Саня Белкин. Еще до того, как я поступил на работу в Инспекцию, Витольд служил там совместителем в отделе плагиата. Пока он ловил за руку мелких чинодралов, нашему Ромодановскому удавалось так-сяк его прикрывать. Но когда в списках плагиаторов начали возникать депутаты, губернаторы и прочие шишки, Лев Львович получил сильнейший втык и категорический приказ – уволить смутьяна немедленно. Вскоре, по словам Белкина, Витольда поперли и из Академии наук, с основного места службы. Саня считал, что Раткевич давно перебрался в Англию или в Штаты, а он, представьте себе, тут, в штабе…

– Всем привет! – Полог резко распахнулся, и в ярком солнечном прямоугольнике возник черный силуэт. – С вами Андрей Наждачный. Я вижу, Кеша привел к нам гостей, очень рад… жаль, что вижу я в данный момент пока лишь одним глазом… Прошу не пугаться!

С этими словами Наждачный вступил в штабную палатку. Он был одет в камзол, спортивные брюки и тапочки. Литографии в целом не обманывали: лет сорока, высокий рост, широкие плечи, крепкие челюсти, тонкие губы. Но самым главным и самым заметным отличием от всех парадных и непарадных портретов Андрея Антоновича Наждачного оказалась черная повязка на его левом глазу. Из-за нее лицо приобретало вид и героический, и комический одновременно.

– Андрюшенька, что с тобой? – ахнула пресс-секретарь Кася Явор.

– Что случилось, командир? – вскочил со своей табуретки Вальков.

– Спо-кой-стви-е! – Взмахом руки Наждачный усадил обратно всех, кто уже поднялся с мест. – Это не происки врагов, а производственная травма. Поэтому я слегка задержался. Как вы знаете, я люблю жестикулировать, когда выступаю. Обычно я осторожен во время записи и держу дистанцию, а тут сплоховал. Под конец записи наклонился над первым рядом. А попугаи – Кеша не даст мне соврать – публика беспокойная. Вот ближайший ко мне амазон и клюнул в глаз. К счастью, немного промахнулся. Спешу сообщить, что глаз мой цел и наш эскулап господин Зись обещал, что все заживет. Но вокруг глаза такой жуткий синяк, что если вы его увидите, то разбежитесь, и я останусь без соратников. Потому-то на мне такая классная черная повязка. Про нее у меня для вас будет еще отдельная тема, но попозже. Сперва, как обычно, считаем наши ежедневные потери. Жадов, огласи последние приговоры по административке.

С места поднялся адвокат Жадов. Сняв каску, он пригладил волосы, вытащил из-за отворота своей шахтерской робы записную книжечку с золотым обрезом, раскрыл ее на середине и начал:

– Номер один. Марат Зыбин, Саратов, пятнадцать суток административного ареста.

– За что именно? – уточнил Наждачный. – Давай-ка, Алексей, чтобы времени не тратить, сразу уточняй, что кому инкриминируется и кто судья. Нам всем полезно будет послушать.

– Зыбина упекли за неправильную парковку. Автомобиля у него нет, но есть велосипед. Его колесом он вылез за границу парковочного места на пять сантиметров. Судья Теплухина объявила, что он тем самым мешал пешеходам. Марат опасался, что ему еще сколько-то припаяют за нарушение границы, но обошлось… Теперь номер два – Борис Залесский. Наш координатор на Красной Пресне. Курение в неположенном месте. Пятнадцать суток…

– Секундочку! – удивленно прервал его Наждачный. – Мы знаем Боба. Он же вообще не курит!

– Вот и я так объяснил судье Гридневой во время слушанья дела, – кивнул Жадов. – И вы не поверите: эта благородная женщина сказала, что произошла ошибка и сейчас она исправит…

– Ну и?..

– Те же пятнадцать суток. Только теперь за не-курение в положенном месте… Далее у нас номер три – Кристина Прокофьева, наш координатор в Кемерове. Вчера приехала в Москву на учебу. На Павелецком вокзале на нее спикировал сыч громкого оповещения. Она от него отмахнулась сумочкой, сломала ему один коготь… Сначала считалась потерпевшей, потом свидетелем, а когда прокурорские вычислили, что Кристина из наших, она сразу стала обвиняемой. В итоге – пятнадцать суток за порчу государственного имущества, судья Божок…

Жадов перелистнул страницу и добавил:

– И наконец. Номер четыре. Вчера днем свинтили всем известного Артура Смолякова, будущего народного артиста России и начальника нашего драмкружка. Вчера же были суд и приговор: тридцать суток от судьи Морковниковой. Говорят, что Артурчику еще повезло, могли припаять терроризм. Ему припомнили, как в декабре прошлого года он был Дедом Морозом на детских утренниках и разучивал с детьми слоган «Раз-два-три, елочка, гори!». В приговоре сказано, что он многократно склонял несовершеннолетних к уничтожению зеленых насаждений…

Все штабные зааплодировали, а Вальков еще и отбил ритм по столу эфесом бутафорской шпаги.

– Бинго! – Наждачный тоже хлопнул в ладоши. Потом поднял руку, призывая штабных к тишине. – Думаю, никто не станет спорить, что в сегодняшнем чемпионате по подлости и маразму победила судья Морковникова. Ей и достается наш приз «Глухая Фемида», вручение которого отложено вплоть до победы сил добра над омерзительными чучундриками. Есть у кого возражения? Нет возражений. Алексей, весь твой юротдел, как обычно, занимается апелляциями и Страсбургом. Лелю в этот раз не дергайте – она всю неделю на танке… Да! Выясни заодно, нельзя ли втихаря купить у РЖД того сыча, который атаковал Кристину на Павелецком? Чует мое сердце, они вернут его обратно на Павелецкий и снова поставят на оповещение. Хорошо, что в этот раз наша Кристина не растерялась, но в следующий раз ему может подвернуться ребенок… Кеша, что скажешь?

– Скорее всего, сыч старый и больной, – подумав, ответил тезка. – Поэтому сердитый. Выкупим этого пенсионера и пусть поживет у нас в лагере, свободные вольеры есть. Подкормим, подлечим, а там пусть сам решает: оставаться с нами или переселяться в лес…